Мой Узбекистан

Нодира

Надира. Портрет кисти узбекской художницы Шамсрой Хасановой 1944-1945 годы, холст, масло

Настоящее имя поэтэссы известной под псевдонимом "Нодира” было Мохлар ойим, и в некоторых узбекских поэмах она также использовала псавдоним "Комила”. А её поэмы на персидском были написаны под псавдонимом "Макнуна”.
Поэтесса родилась в 1792 году в семье правителя Андижана – Рахмонкул оталика. Её мать - Ойшабегим старалась развивать свою дочь всесторонне. Правитель Коканда Олимхон женил своего братишку Умархона на дочьке своего дяди Рахмонкула – Мохлар ойим в 1807 году. Когда Умархон получил в управление Маргилан, он увёз поэтессу с собой.
С 1810 года, когда Умархон стал правителем Коканда, Нодира начала жить в его замке в Коканде. Она с пользой использовала библиотеку замка и изучила творчество таких известных поэтов, как Садий, Хофиз, Жомий, Навоий, Фузулий и Бедил. Её поэмы выдержаны в их литературном стиле.
Умархон был не только правителем и любимым мужем для поэтессы, он также был учителем и кумиром в поэзии и литературе. Поэтесса написала свои лучшие работы в качестве "татаббу” (похожесть) к работам Умархона. Нодира собирала в замке поэтесс. Известные поэтессы того времени - Жахон Отин Увайсий, Махзуна, Дильшод Барно учились у Нодиры. В 1822 году Умархон умер, а так как наследник престола Мадалихон был очень молод, много проблем управления приходилось решать Нодире.
В 1842 году правитель Бухары Насруллохон завоевал Коканд. По его приказу Нодира и оба её сына – Мухаммад Алихон Султан Махмудхон были казнены. Но её великое имя останется в истории на веки. Более 200 газелей написанных Нодирой дошли до нас.

ПОЭЗИЯ НАДИРЫ (1792-1842)

Информация с сайта www.nadira-tiv.narod.ru

Махлар-айим Надира - видная поэтесса, занимающая особое место в узбекской литературе первой половины XIX века.

Надира родилась в 1792 г. в г. Андижане. В юности она получила хорошее образование, изучала книги по истории и литературе не только на родном, узбекском, но и на персидско-таджикском языках. Большая часть жизни поэтессы прошла в Коканде в придворных кругах. Когда Надире было тридцать лет, умер спутник ее жизни Умархан. Последующие годы жизни поэтесса провела в среде любителей и покровителей литературы.

Продолжая давнюю традицию родной поэзии. Надира создавала стихи как на узбекском, так и на персидско-таджикском языках. На родном языке она писала под тахаллусами (псевдонимами) "Надира" и "Камила", персидско-таджикские подписывала тахаллусом "Макнуна". В ее рукописных диванах встречаются различные жанры лирики - газели, мухаммасы, мусаддасы, мусамманы, тарджибанды и другие. Есть у Надиры и несколько "Песен разлуки". Все эти произведения получили широкую известность в народе и включались во многие рукописные сборники прошлого века.

В исторических и литературных сочинениях современников Надиры (Хакимхана, Хатифа, Мушрифа и др.) имеются сведения о том, что поэтесса принимала деятельное участие в культурной жизни как покровительница искусств. Она оказывала содействие развитию наук и литературы, участвовала в строительстве зданий медресе, караван-сараев, торговых рядов.

В своем творчестве Надира продолжала традиции таких великих поэтов как Навои и Бедил, воспевая любовь к человеку, раскрывая его духовную красоту. Надиру привлекал также сатирический дух тех произведений Навои, в которых обличаются невежество и суеверие. Поэтесса наблюдала за происходящими событиями, осуждала пороки.

В творчестве Надиры ярко проступает одно существенное его свойство: поэтесса неизменно внимательна к жизни женщин, своих современниц, придавленных жестокими положениями ислама, она возносит похвалы красоте, доброте женщин, воспевает их стремление к светлым дням будущего.

Надира стремится защитить права женщин, призывает к справедливости и человечности. Ей ненавистны времена, когда "любимый безучастен, счастье изменчиво, стоны безответны". В газелях Надиры отражены идеалы дружбы, верности и преданности. Надира утверждает, что "не ведающий любви - не человек", называет свой диван "Зерцалом любви" и в своем "Свитке счастья" высказывает веру в то, что "сердца влюбленных просветляются, если они согласуются с самой сутью сотворенного".

Стихи Надиры отмечены теми прогрессивными тенденциями узбекской литературы, которые характерны для первой половины XIX в. Надира - незаурядная поэтесса, способствовавшая вместе со своими современниками - собратьями по перу Мунисом, Агахи, Хазыком, Гулхани, Гази, Увайси и Махзуной развитию и обогащению поэзии своего времени. Творчество Надиры проложило путь формированию прогрессивного направления в узбекской поэзии этого периода. Современники и последователи Надиры под влиянием ее поэзии создали прекрасные образцы художественного творчества. Жившая на рубеже XIX и XX вв. поэтесса Дильшад писала: "Песнь моя созвучна стихам Надиры, и да поём мы с ней согласно".

Жизнь Надиры оборвалась трагически. Это произошло в эпоху феодальной раздробленности страны, эмирско-ханских междоусобных распрей. В 1842 г. поэтесса вместе со своими сыновьями - Мухаммадали и Султан-Махмудом была зверски убита бухарским эмиром Насруллой. Творчество поэтессы оставило неизгладимый след в узбекской литературе. Надира мечтала о светлом будущем и звала к нему своих современников: "Я мечтаю о том, как взойдет солнце нашего счастья и наступит конец мраку темницы".

Мухаммас на газель Навои

По тебе томясь и маясь, я влачусь в пустынном доле,
Прах свой к небесам взвивая, смерчем вьюсь я в диком поле.
Ты едва уйдешь - мне душу муки страсти побороли!
Сердце и душа - с тобою, я ж - у бед моих в неволе,
Я тебе вручаю сердце, а тебя - господней воле.

Как прощалась я с тобою - пламя мук меня налило,
Туча стонов моих жгучих небеса совсем закрыла.
Темен мир от этих стонов - все вокруг черно,уныло,
Закатилось, видно, в темень счастья моего светило,-
По ночам от ран разлуки тело ноет в жгучей боли.

Луки-брови я лишь вспомню - и согнусь тотчас же станом,
Я молю, томясь надеждой, исцеленья моим ранам.
Твои стрелы ранят сердце, но оно, хоть и с изъяном,
А спокойно: ему лестно быть для стрел твоих колчаном!
Только я сломала стрелы - жить в безумии легко ли!

Зорь свиданья ожидая, я весь ворот изорвала,
Ночь темна от моих стонов, я в ночи томлюсь устало,
Искры вздохов моих жарких в грудь впились мне, словно жала.
Словно свечи, мне все пальцы пламенем разлук сжигало,
И омыла я их кровью, чтоб не жгло мне руки боле!

О друзья, вам быть такими, как и злой мой друг, не надо,
И терпеть, как я, поверьте, сотни тяжких мук не надо,
И менять уединенье на ярмо разлук не надо.
Выйдет к вам он - не теснитесь около, вокруг,- не надо,
Лишь взглянул он - ему сердце отдала я поневоле.

Молвит сладкое он слово - я немею в муках страсти,
А его устам привычно разгрызать любые сласти!
А краса его! Возможно ль не поддаться ее власти!
Лик его узрю и кудри - и гнетут меня напасти, -
Он лишь глянет - сотни бедствий я терплю в моей недоле.

А найти тебя не просто - ты проходишь стороною.
О, как я томлюсь в разлуке! Молвил слово бы со мною!
Лишь вином я утешаюсь - тешусь чашею хмельною,
Мне бы сердце успокоить хоть бы раз - любой ценою, -
Все стерплю я, чтобы жала мое сердце не кололи!

Что влюбленному укоры - злых соперников упреки!
Злые речи бесполезны, как ни злы и ни жестоки.
Время, Надира, приспело снять с главы венец высокий.
Навои в огне безумья сжечь себя приспели сроки,
И грозит набег безумья черным мраком смертной доли!

* * *

Дивен лик твой, а краса - лучше всех отрад,
Ты - сам Хызр, твои уста, как Иса, живят.

Мне безумье суждено в страсти по тебе,
Я в плену твоих кудрей: стан - их цепью сжат.

Мой Коран - твое чело, на его листках
Твои брови - как зачин: "Бог велик и свят" ...

Блещет твой прекрасный лик лунной красотой,
А лучи твоей красы солнца свет затмят ...

Сколь неверен этот мир: долги дни потерь,
Людям от него разор, все в нем - боль утрат.

Есть ли где Юсуф, скажи, есть ли Зулейха?
Ныне где найдешь Ширин, где теперь Фархад?

Стойким сердцем все стерпи - всю печаль любви,
В дни свиданий и разлук весел будь и рад!

Мне от века, Надира, век такой сужден:
Ведать только боль любви и не знать пощад!

* * *
Душу в теле, как Мессия, оживит он сладким словом,
Сердцу в пиршества ночные свет он льет челом пунцовым.

Жаркий стон мой в разлученье одержим стократ безумьем -
Мертвых, словно в Судный день, я пробуждаю страстным зовом.

Сжальтесь же, больную душу пожалейте, о собратья, -
Дом души рыданьем рушу я в терпении суровом.

Мне в смятении светиться любо отблеском зеркальным:
По ночам павлин мне снится - что ни день, в сиянье новом.

Чудо-речь твоя обильна радостью животворящей:
Воскрешать сердца посильно лишь устам твоим медовым.

Любо тебе было скрыться от людских всезрячих взоров:
Тайна уст твоих таится под таинственным покровом.

Что ж стенать в жестокой муке, реки слез струя потопом, -
Нужно в бедствиях разлуки быть к терпению готовым.

Если в блеске небывалом лик твой дивный воссияет,
Станет Надира зерцалом вопреки своим оковам.

* * *
Что сталось? Где прекрасный мой? Доселе он нейдет!
Уж все пришли, кто в ратном был с ним деле, - он нейдет.

Ах, ярче утра светлых встреч был луноликий мой!
Стал мрак, где светоча лучи мне рдели, - он нейдет.

Нет, мне тех встреч не возвратить - душа горит огнем,
И не текут живящих слез капели: он нейдет.

Надежд зеленые ростки не распустили роз,
Настал Навруз, но дни весны не грели: он нейдет.

Что, если огненной тоской спалило целый мир:
Где все сгорело, как мне жить - в огне ли? - он нейдет.

Властитель мой покинул мир, тебе же, Надира,
Рыдать о горестном твоем уделе: он нейдет.

перевод С. Иванова