Мой Узбекистан

 Уткир Хашимов

( Родился в 1941 году )

Узбекский писатель и общественный деятель. Родился в 1941 году в городе Ташкенте в махалле Думбирабад. Закончил отделение журналистики факультета филологии Ташкентского госуниверситета (ныне Национальный государственный университет Республики Узбекистан). Окончив университет, работал в редакциях газеты "Совет Узбекистони", "Тошкент ^ацицати", "Тошкент окшоми", в издательстве литературы и искусства им. Г. Гуляма, долгое время был главным редактором журнала "Шарк юлдузи" ("Звезда Востока").

Творческий путь Уткира Хошимова начался с написания стихов и очерков. Первый его сборник был издан в 1962 году. Известны такие его сборники, как "Дела земные", "День мотылька", романы "Свет без тени", "Войти и выйти".

Первая повесть "Степной простор” издана 1963 году. Эту повесть высоко оценил Абдулла Каххар. После этого опубликованы: "Последняя жертва войны", "Сноха”, "Любовь”, "Один день дехканина”, "Куёш тарозиси”, "Белые, пребелые облака” и др рассказы и следующие повести: "Ветер веет” (1968), "День мотылька” (1970), "Прислушайся к своему сердцу” (1973), "Дела земные” (1982), "Дважды два - пять”, "Квазары”; романы: " Нет света без тени” (1976), "Войти и выйти” (1985), "Жизнь, прожитая во сне” (1993). Пьесы Уткира Хашимова: "Поздравляем со свадьбой”, "Рука руку моет”, "Человеческая преданность”, "Репрессия”. В 1991 году ему было присуждено звание "Народный писатель Узбекистана", за повесть "Дела земные" присуждена премия имени Ойбека (1982), за роман "Войти и выйти" — Государственная премия (1986).

Уткир Хашимов перевел на узбекский язык произведение Э. Хеменгуэйя, В. Шукшина, К. Симонова, А. Куприна и. др. писателей.

Нужно отметить, что большинство современных узбекских писателей, раскрывая различные грани психологии своих геро­ев, показывают сложность, неоднозначность их внутренней сути, где нравственность борется с бездуховностью, проходя испы­тание на прочность таких "вечных" истин, как Добро, Любовь, Совесть. Исследованием нравственного закона Добра занима­ется и Уткур Хашимовв рассказе "Дорожное происшествие".

Это рассказ о трагедии личностной, глубокой, внутренней — трагедии матери и сына. Прожив очень трудную жизнь, испытав голод и холод, те­тушка Фазилат вырастила единственного сына хорошим и ум­ным человеком и видела в нем отраду и надежду своей старо­сти. Но, как говорит сама героиня, "у каждого своя судьба ... что только ни делает она с человеком. Играет им как хочет..." Хуршид встретил свою судьбу в облике обеспеченной де­вушки Назиры, родители которой устроили им материально богатую жизнь. Но Назира руководствуется в жизни иными принципами, нежели теми, которые были приняты в бедной, но честной семье Хуршида.

Тетушка Фазилат чувствует, что невестке нежелательно ее присутствие, и чтобы не создавать сыну проблем, она, не за­держиваясь в гостях, возвращается домой. Хуршид - человек тонкий, психологически проницательный, чувствует боль мате­ри и ему тоже горько оттого, что не смог он сделать радостной ее старость: "Хуршид сидел хмурый, он все не мог забыть, как мать прижимала к себе узелок, торопясь поскорее уйти, слов­но стеснялась, боялась причинить сыну неудобства... На душе было скверно..."

"Аристократические" проблемы нарушили внутреннее духов­ное единство матери и сына и принесли несчастье им, но они не сделали счастливой и Назиру. Не случайно у нее нет детей — метафорически автор подчеркивает мысль о невозможности про­должения семьи, основанной на непонимании, на идеалах внеш­ней красивости и внутренней бездуховности. Исчезла и любовь между Хуршидом и Назирой, — вытеснена в погоне за вещами, деньгами, машинами, званиями.

Случайная авария на дороге оказалось той лакмусовой бумажкой, которая выявила всю трагедию жизни: "Дверцы "Москвича" прогнулись внутрь, боковое стекло было разбито вдребезги. Странно... Хуршид не испытывал сожаления. Он смотрел на машину и думал о том, что вся его жизнь покоре­жена точно так же, как вот эта машина".

Случайное дорожное происшествие оказалось аварией на дороге жизни — судьба столкнула Хуршида с семьей, которая жила по законам совести, добра и любви. Эта встреча разру­шила его иллюзии, но она восстановила истинные нравствен­ные понятия в душе Хуршида. Он, наконец, понял истинную цену простого счастья, взаимопонимания и уважения между людьми, которые невозможно измерить деньгами,.

Основным психологическим средством раскрытия внутрен­него содержания мира героя в рассказе "Дорожное происше­ствие" становятся мысли героев — размышления в форме внут­реннего монолога над настоящим чередуются с воспоминания­ми о прошлом. Прошлое, более прекрасное, хотя и очень трудное, было наполнено истинным смыслом, а настоя­щее проживается в погоне за "ложным" счастьем. И от осозна­ние этого — боль матери и тоска ее сына.

ДОРОЖНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
(В сокращении)

— Мать уезжать собралась...
Хуршид поднял голову от стола, заваленного чертежами, и рассеянно посмотрел на жену. На пороге стояла Назира, вытирая пухлые руки о фартук, надетый поверх атласного платья.
— Куда это она на ночь глядя?..
— Я ей уже говорила, — Назира раздраженно повела плечами, — но разве ее переубедишь?
Хуршид взглянул на часы, которые красовались на книжном шкафу, занимавшем всю стену.
— Уже шесть. Полчаса осталось. Отвезти ее разве на машине? — он вопросительно взглянул на жену.
Назира снова пожала плечами: как угодно.
Уже давно Хуршид научился понимать смысл этих слов. Впрочем, это было не так уж трудно: эти два слова всегда означали: нет. Не раз с этого неопределенного и безличного "как угодно" начинались семейные ссоры.
— Как бы шеф не обиделся, ведь ты ему давно обещал, — так же равнодушно бросила Назира.
"Ясно, обидится", — подумал Хуршид, нерешительно поднимаясь из-за стола. Он пересек комнату, увешанную яркими, как огонь, коврами, и вышел в коридор. Тетушка Фазилат уже успела натянуть на ноги ичиги с калошами и, маленькая, сухонькая, сидела в кресле, прижимая к груди узелок с пожитками.
Материнский глаз безошибочно и сразу подмечает любую перемену в облике своего дитяти, но редко, когда ребенок, даже став взрослым, улавливает на материнском лице пометы времени. Только сегодня Хуршид словно впервые по-настоящему увидел свою мать, и ему показалось, будто стала она еще меньше, как-то вся ссохлась. Она повязалась рябеньким шерстяным платочком, прикрывавшим подбородок, и еще резче поэтому проступила на лбу и под припухшими глазами сетка морщинок.
— Приезжаете раз в год, — обиженно начал Хуршид, — и тут же обратно. Разве это не ваш дом?
Старуха еще крепче прижала к себе узелок и поднялась с кресла...
Тетушка Фазилат вышла на улицу. Короток зимний день. Уже начинало смеркаться. Над входом в автостанцию зажглась лампочка. На ветках акаций все еще поблескивал выпавший накануне снег. На проезжей части дороги он уже успел растаять, но все еще белел у обочины и по берегам арыков. Мальчик лет пяти пытался разбить каблуком лед. Женщина, сидевшая у лестницы на опрокинутом ведре, закричала:
— Порвешь ботинки, чтоб ты сдох!
— Не надо ругать ребенка, милая, — сказала тетушка Фазилат, и голос ее дрогнул.
— Э, пусть они сгинут, всю жизнь на них положила. Да еще отец пьет без просыпа.
"Господь бог, — подумала тетушка Фазилат, направляясь к подошедшему автобусу, — не дает детей тому, кто хочет их иметь". Она думала о сыне, у которого не было ребят.
Знала тетушка Фазилат и о ссорах сына с женой. И еще по одной причине она редко наезжала в город. Тетушка Фазилат чувствовала себя в квартире сына словно бы в ювелирной лавке — страшно повернуться, а то по неловкости чего доброго еще заденешь или разобьешь что-нибудь...
...Много раз Фазилат проезжала здесь... "У каждого своя судьба, — думала старушка, — что только ни делает она с человеком. Играет им как хочет. А человек всё переносит". Когда муж ушел на войну, Хуршид был грудным младенцем. Что поделаешь, небо высоко, земля тверда, как говорят люди. Она работала в колхозе, но прокормиться с сыном не могла. Хорошо соседка научила: "Вези молоко в город, все-таки какие ни есть деньги".
Председатель был человек сердобольный. Разрешил попозже выходить на работу. С рассветом Фазилат садилась в поезд с бидоном молока или катыка. Продавала его на шумной ташкентской улице. Потом снова бежала на поезд, а если не успевала, то возвращалась на попутной арбе; дома сразу же хватала кетмень и торопилась в поле.
Хуршид рос спокойным ребенком. Не капризным. Лежал себе под одеяльцем и молчал. Со временем Фазилат приобрела постоянных покупателей. Она уже не бегала по улицам, а разносила молоко прямо по домам. По сей день не может забыть Фазилат, как однажды заболел ее мальчик. Видно, промерз. Всю ночь она просидела у его постели и лишь к рассвету задремала. Когда она прибежала на станцию, поезд уже ушел. Что делать? Не ездить? Страшно, а вдруг покупатели откажутся от ее услуг. Полдороги она ехала на арбе, остальную часть пути прошла пешком, почти разутая, по снегу. И лишь к обеду принесла молоко в город. Ноги сводило судорогой, в калоши набился снег.
С тех самых пор и мучает ее ревматизм, а тогда пришлось долго пролежать в постели. Соседи ругали ее: разве сын тебе памятник поставит, о себе подумать не мешает. Но недаром говорят люди, что за темными и печальными днями непременно наступят светлые. И они наступили. Кончилась война. Вернулся израненный муж. Хуршид пошел в школу. Потом родилась Мавлюда. Но недолгой была радость Фазилат: внезапно умер муж. Теперь ее единственной надеждой оставался сын.
Хуршид успешно окончил школу, поступил в институт. Она мечтала, что вот закончит сын учебу, вернется домой, и она женит его на самой красивой девушке кишлака, сыграет свадьбу не хуже, чем другие. Однако и на сей раз надежды ее не сбылись. Хуршид благополучно закончил институт, но в кишлак не вернулся. Захотел учиться дальше. В аспирантуре. А потом вдруг взял и женился. Свадьбу сыграли в городе, и Фазилат отвезла сыну немудреное добро, которое копила для него столько лет. В кишлаке посмеивались: "Сынок Фазилат нашел себе жену с квартирой, значит, не женился, а вышел замуж". Она отмалчивалась — глупости все это. Ее сын будет ученым, пусть-ка ваши сыновья добьются того же. И живет он не с родителями жены, а в отдельной квартире.
"Слава богу, — думала Фазилат бессонными ночами, — Хуршид обзавелся семьей, квартирой. И машину вот купил". Но почему-то сама стала реже ездить к сыну. Она же не одна. Есть у нее Мавлюда. Может, дочь даст то, что ждала она от сына. Не все ли равно — сын ли, дочь ли, были бы они здоровы и счастливы...
Хуршид сидел хмурый, он все не мог забыть, как мать прижимала к себе узелок, торопясь поскорее уйти, словно стеснялась, боялась причинить сыну неудобства. Он представил себе, как она сейчас забилась в уголок автобусной станции совсем одна, маленькая, сухонькая, в рябеньком шерстяном платке, повязанном так, что закрывает он почти всю нижнюю часть лица и морщинистые щеки. На душе было скверно.
Назира сидела перед большим зеркалом в углу комнаты с полным ртом шпилек и укладывала волосы, косясь на отражение мужа. Оба молчали, и никто из двоих не решался нарушить эту давящую тишину.
— Ты готов? — наконец спросила Назира, обернувшись. — Мы же не можем прийти словно гости, шеф обидится.
— Что ты так торопишься? Я ему не мальчик на побегушках.
Хуршид нахмурился и поднялся с кресла. Назира раздраженно взглянула на мужа. Она ничего не сказала, но Хуршид знал, что думает она в эту минуту, сидя вот так, с приподнятой рукой, в которой была зажата последняя шпилька.
Кто спорит, Хуршид многим обязан Фаязу Махмудовичу. Шеф всегда был для него словно отец родной. Не всякий отец сделает для сына столько, сколько сделал Фаяз Махмудович для Хуршида. А сегодня Фаяз Махмудович защищает докторскую. Еще вчера он попросил Хуршида позаботиться о банкете, присмотреть, чтобы в ресторане, где был заказан ужин, все было в порядке; помочь встретить гостей и непременно приехать на машине — она может понадобиться.
Весь день Хуршид хлопотал о банкете. Теперь нужно пораньше приехать в ресторан, чтобы встретить гостей. Поэтому-то он и не смог отвезти мать домой. Спускаясь по каменной лестнице, он снова подумал о матери: странная она все-таки, именно сегодня ей понадобилось вдруг уезжать. Хуршид вошел в гараж и открыл дверцу машины. Мотор, по-видимому, остыл и не заводился. Он с силой нажал на стартер. Ведь вот и эта машина приобретена благодаря Фаязу Махмудовичу. Как же Хуршиду не любить своего учителя? Разве смог бы он прожить на студенческую стипендию? После лекций приходилось бежать на товарную станцию и таскать грузы. Но об этом никто не знал, даже его товарищи по общежитию. Так продолжалось все пять лет. И только на последнем курсе тайна его была раскрыта.
Однажды на товарной станции ему сказали, что надо разгрузить контейнер с мебелью. Был уже поздний вечер. Хуршид подошел к владельцу мебели.
— Если угодно, — сказал он, — я погружу вашу мебель на машину.
Мужчина обернулся, и Хуршид, узнав его, обмер. Эта был Фаяз Махмудович. А ведь только вчера он сдавал ему экзамен по ядерной физике и получил пятерку, заслуженную, как сказал шеф.
Фаяз Махмудович понял, как нелепо чувствует себя сейчас его ученик.
— Ведь ваша фамилия, если не ошибаюсь, Авазов? Ну что ж, грузите!
После работы Хуршид проговорил с Фаязом Махмудовичем чуть ли не до утра.
— Вы мне очень симпатичны, — сказал доцент, расставаясь с Хуршидом. — Знания у вас обширны, вы серьезно относитесь к занятиям, думаю, вам непременно нужно поступать в аспирантуру.
А через неделю Хуршид уже работал в лаборатории Фаяза Махмудовича. А так как он был студентом выпускного курса, то в деканате не возражали.
...Мотор по-прежнему не заводился, и Хуршид нервничал.
В дверях гаража появилась Назира, закутанная в меховую шубку. Она нетерпеливо переступала ногами, обутыми в маленькие сапожки.
В тот день, когда они познакомились, Назира была в такой же шубке и вроде бы в таких же самых сапожках. В ту новогоднюю ночь на студенческом вечере Хуршид читал монолог Гамлета. И, наверное, читал хорошо — ему долго аплодировали. После бала уже в троллейбусе он увидел красивую белолицую девушку. И почему-то никак не мог оторвать от нее взгляда. Девушка улыбнулась. Но заговорить с ней он не решался: "Такая красавица, куда уж мне". Девушка первая обратилась к нему:
— Вы настоящий Гамлет, — произнесла она улыбаясь, — но где же ваша Офелия?
— У меня нет Офелии, — дрогнувшим голосом ответил Хуршид.
И на самом деле Хуршид сторонился девушек. "Главное — учиться, все остальное — потом". Откровенно говоря, и времени-то ухаживать за девушками не оставалось. В тот вечер он узнал, что Назира учится на химическом факультете. Наверное, высокий, стройный и молчаливый парень приглянулся ей, а Хуршид — тот сразу влюбился без оглядки и уже не мог не встречаться с ней.
Весной Назира сказала, что в их дом зачастили сваты, и родители мечтают выдать ее замуж. Хуршид встревожился. Он понимал, что сейчас ему не по средствам устроить настоящую свадьбу. Родители Назиры богаты и, конечно, хотят отпраздновать свадьбу единственной дочери как можно пышнее. Хуршид поведал о своих сомнениях Фаязу Махмудовичу.
— Приведи ко мне девушку, — сказал тот, — я сам с ней поговорю.
А на сей раз счастье улыбнулось Хуршиду: отец Назиры, начальник торгового отдела района, оказался знакомым, чуть ли даже не приятелем Фаяза Махмудовича.
Свадьбу сыграли по всем правилам. Отец Назиры не поскупился для своей любимой дочери. И жалкие подарки тетушки Фазилат, матери Хуршида, даже не понадобились. Легко было заметить, что мать Назиры не слишком-то довольна бедным зятем, и прибывшие из кишлака гости были приняты не совсем радушно. Хуршиду вспомнилось, что мать уехала огорченная чуть ли не на другой день после свадьбы. И вот сегодня... тоже как-то не совсем ладно получилось. Интересно, не опоздал ли автобус?
Спина Хуршида вспотела, и он с досадой начала крутить ручку. Наконец мотор заработал. Хуршид осторожно вывел машину из гаража. Назира уселась рядом с ним на переднее сиденье и глубоко вздохнула.
— Господи, ну конечно, мы уже опоздали! В чем в сущности дело, неужто папа взял себе хорошую машину, а нам подсунул похуже?
"Опять все то же, — раздраженно подумал Хуршид, осторожно продвигаясь по людной улице. — Будь прокляты эти машины и их деньги".
Хуршид так и не смог подавить вскипавшее в душе раздражение. С того самого дня, как они поженились, только и разговоров было, что о вещах, да деньгах, да машинах. Особенно неуютно чувствовал он себя среди так называемых "аристократических" друзей и знакомых жены. И отец Назиры, и все их друзья с увлечением говорили о высоких заработках, о "Москвичах" и "Волгах", о дорогих серьгах и прочих ювелирных изделиях, о том, что кто-то привез из Риги мебельный гарнитур за три тысячи и так далее и тому подобное. Хуршид терялся среди этих людей и в их обществе чувствовал себя словно подопытная мышь под стеклянным колпаком. Ко всему прочему, у них с Назирой до сих пор не было детей. Но самое главное, Хуршид постоянно чувствовал себя должником этой семьи, семьи родителей Назиры: расходы на свадьбу, мебель, ковры, а вот теперь еще и эта машина...
...Внезапно машину встряхнуло, и Хуршид посмотрел вокруг. Он осторожно обогнул застывшую на мостовой лужу и взял прежнюю скорость.
Полгода назад Фаяз Махмудович полушутя сказал отцу Назиры: "А почему бы вам не купить зятю машину?" И вот теперь у него свой "Москвич". И хлопот прибавилось. Да и родители Назиры уже открыто говорят о том, что он слишком тянет с диссертацией. И тут они правы. Три года Хуршид учился в аспирантуре. И вот уже два года работает, а конца диссертации не видно...
...Ход его мыслей прервал страшный грохот и истерический вопль Назиры. Он в ужасе рванул руль и повернулся к жене. Назира как-то странно согнулась, прижав обе ладони к лицу. "Авария!" — молнией блеснуло в мозгу. Хуршид резко вывернул руль направо, но руль не повиновался, и машина неестественно быстро начала сползать куда-то вбок. Хуршид в отчаянии оглянулся: огромный самосвал, подцепив буфером их маленький "Москвич", быстро катил его вперед. "Сейчас перевернемся, и самосвал пройдет по нашим телам", — успел только подумать Хуршид.
Прошли минуты две. Самосвал внезапно остановился, и "Москвич", подрагивая, заглох. "Живы!" Хуршид почувствовал, как холодный пот заливает ему глаза.
— Успокойся! — сказал он Назире, обнимая ее за плечи. Назира дрожала и громко плакала. Хуршид попытался открыть дверцу, но ее заклинило.
— Открой со своей стороны, — сказал он.
Назира нажала на ручку, шатаясь, вышла из машины, побрела к дереву и уселась прямо на мокрый снег. Едва передвигая ноги, Хуршид обошел "Москвич". Дверца самосвала распахнулась, из машины выпрыгнул испуганный молодой парень. Он подбежал к Хуршиду, громко стуча кирзовыми сапогами.
— Живы? — задыхаясь спросил он. Он с трудом переводил дух, и тоненькие усы над его губой вздрагивали.
Хуршид не ответил и начал осматривать свою машину. Дверцы "Москвича" прогнулись внутрь, боковое стекло было разбито вдребезги. Странно. Хуршид не испытывал сожаления. Он смотрел на машину и думал о том, что вся его жизнь покорежена точно так же, как вот эта машина.
А вокруг уже собирался народ. Хуршид поискал глазами жену, — Назира стояла неподалеку, и какая-то старая женщина прикладывала к ее лбу снег. На гомон и крик подоспел молодой инспектор и попросил зевак разойтись. Потом подошел к Хуршиду:
— Это ваша машина?
Хуршид кивнул.
— Вы счастливо отделались. Из такой аварии мало кто выходит живым. Чей самосвал?
— Мой, — дрожащим голосом отозвался парень.
— Как это произошло?
— Он ехал слишком медленно, — начал объяснять парень. — Я хотел обогнать, а навстречу вдруг выскочила "Волга".
— Он разбил нашу машину, пусть теперь заплатит, — услышал Хуршид голос жены.
Назира стояла рядом, слезы уже высохли на ее глазах.
— Конечно, заплатит, — сказал инспектор, рассматривая документы парня. — Подадите в суд, с него взыщут.
Вдруг откуда-то появилась старушка в черной бархатной безрукавке поверх длинного платья и кинулась к шоферу:
— Сыночек, сыночек! — кричала она. Потом, повернувшись к инспектору, рыдая, схватила его за руку: — Простите нас, ради бога, простите нас, ведь он у меня один!
Хуршид не понимал, о чем говорят люди, откуда взялась это сухонькая старушка в черной бархатной безрукавке, до боли напомнившая Хуршиду его родную мать. Сердце его захолонуло: это старая женщина, кажется, мать парня-шофера. Хуршид приблизился к ней.
— Не нужно просить, мать, никто ничего плохого вашему сыну не сделает.
— Господи, дай бог счастья вашим деткам, — радостно вздохнула старуха и обняла Хуршида.
— Не хотелось ведь ехать, — сказал шофер. — Стоит только мужчине послушать бабу... — и он грубо выругался. — Жена привязалась — привези да привези маму. Мама к сестре уезжала. А моя соскучилась, понимаешь, по свекрови, не может без нее жить.
Хуршид улыбнулся. Ему вдруг стал симпатичен и этот ругающий жену шофер и сама жена — соскучившаяся, беспокоившаяся о свекрови.
— Будете подавать в суд? — спросил инспектор, составляя протокол при свете фонаря.
Хуршид молча посмотрел на Назиру.
— Это еще зачем? — сказал он. — Мы здесь сами договоримся. Мало ли что в жизни бывает...
Инспектор пожал плечами. Старушка улыбнулась Хуршиду.

(Перевод Н. Владимировой, А. Атакузиева)